А у марины не болит голова

Марина Цветаева отдала своих родных дочерей, любимую Алю-Ариадну (7 лет) и нелюбимую Ирину (2 года), в Кунцевский приют в 1919 году. Она оправдывала себя тем, что не сможет прокормить детей, и в приюте им будет лучше. Детей сама не повезла, переправила их через третьих лиц, запретив дочкам говорить, что она их родная мать, мол, девочки – сиротки, а сама она – крёстная. Алечку Марина любила, считала её талантливой и достойной себя (Аля писала стихи), а Ирина была, по её мнению, слишком земным и обычным ребёнком – не чета ей, гениальной поэтессе.

Марина Цветаева с дочерью Ариадной (Алей). Из открытых источников интернета

Пойти простой служащей в какое-нибудь учреждение и трудиться за паёк? Нет, на это Марина пойти не могла и сама писала об этом в своих дневниках. Так же, как считала ниже своего достоинства пойти торговать своими вещами, чтоб выручить денег на жизнь. Сохранились свидетельства того, что поэтессе предлагали устроить девочек в садик, но она отказалась, выбрав приют. Известно, что родственники не раз предлагали забрать девочек, но требовалось разрешение Марины, которого она не дала.

И что же? Случайно узнав о том, что Аля плачет в приюте, Цветаева решает заехать навестить девочек. Аля боготворит мать, пишет ей трогательные письма: “Мамочка! Я погибаю в тоске. Ирина сегодня ночью наделала за большое. Я с ней спала. Заведующая очень милая и довольно строгая женщина. Я пол ночи не спала, думала об Вас. Мамочка! Живётся мне довольно хорошо. Не тоскуйте. Я Вам верна и люблю Вас. О милая приёмная мама! О как Вы хороши. Как встала, так взяла Вашу книжечку стихов и принялась со рвением читать…..Ирина ворочалась, толкалась. А я ей отвечала безумными гримасами. Марина. Не отвечаю на вопросы детей и с увлечением пишу”. “….Ирина отравляет мне жизнь…”. “у Вас я ела лучше и наедалась больше, чем у этих. О мама! Если бы Вы знали мою тоску. Я не могу здесь жить. Нет покою от тоски и от Ирины…“. “…я у Вас была совсем сыта, а здесь – ни капли!” Цветаева не торопится в приют, продолжает получать карточки на питание на детей и раздаёт их знакомым, и трогательно пишет о разлуке с дочерью:

“Маленький домашний дух,

Мой домашний гений!

Вот она, разлука двух

Сродных вдохновений!”

Потом Аля тяжело заболевает, у Али – лихорадка, высокая температура и головная боль. Девочка ждёт маму, и та, наконец, приезжает. Видит ужасающие условия: голод, холод, антисанитария, детей не лечат. Ирина практически в полном истощении, Цветаева обещает забрать АЛЮ, про Ирину она и не думает. Однако ни в этот приезд, ни в следующий она никого не забирает. Лишь описывает в дневниках свои мысли о больной старшей дочери и пишет стихи. Свой очередной приезд Цветаева подробно описывает в дневнике. Там есть эпизод о том, как она даёт Але сахар и слышит, как надзирательница говорит: “А что ж вы маленькую-то не угостите?” Марина не отвечает, делает вид, что не слышит, вот её мысли: “Господи! Отнимать у Али! Почему Аля заболела, а не Ирина?!!!”

Но Цветаева всё же заберёт старшую дочь из приюта, и выхаживать девочку ей будут помогать друзья, в то время, как поэтесса будет писать в дневнике: “Я вопиюще одна!” и продолжать красиво мусолить своё одиночество: “Я с рождения вытолкнута из круга людей, общества. За мной нет живой стены, – есть скала: Судьба. Живу, созерцая свою жизнь – всю жизнь – Жизнь! – У меня нет возраста и нет лица. Может быть – я – сама Жизнь”. Её младшая дочь, Ирина, в это время будет умирать от голода и тоски в приюте, забытая и ненужная, её не станет 3 февраля 1920 года. И на похороны Ирины мать не приедет, найдя себе оправдание: “НЕ МОГЛА”. Обе сестры Сергея Эфрона, Вера и Елизавета (Лиля)хотели забрать девочку из приюта. Лиля писала брату: “Ты знаешь вероятно что одно лето Ирина провела у меня, первое лето коммунизма 1918 г. … она стала как бы моей дочкой…. Это была умная, кроткая, нежная девочка. Привезла я ее совсем больной слабой, она все время спала, не могла стоять на ногах. За три месяца она стала неузнаваемой, говорила, бегала. Тиха она была необыкновенно, я все лето ничего не могла делать, даже читать, я упивалась ее присутствием, ее жизнью, ее развитием. Моей мечтой было взять ее совсем и растить.Мне предложили место сельской учительницы, я написала Марине об этом и спрашивала не даст ли она мне девочку на зиму. Уезжать в глушь одной я была не в силах. Ирина же заполнила бы всю мою жизнь. Я ждала ответа от Марины, отдаст ли она мне Ирину на зиму. Вместо ответа приехала Марина и взяла у меня Ирину. Когда я спросила отчего она ее берет она ответила что теперь в Москву привозят молоко (летом молока не было) и оставаться ей в деревне нет надобности. Это было в 1918 г. На следующую зиму я уехала в Витебскую губернию в деревню и решила взять Ирину. И получила ответ, что Ирина умерла и умирала она долго и совсем одна“.

В статье “Как Марина Цветаева воспитывала дочь и что из этого получилось” было множество комментариев о судьбе другой девочки – Ирины.
В другой статье “Странные романы и стихи Марины Цветаевой” я немного описала события, предшествующие рождению девочки.

“Две руки, легко опущеные…” – поэзия и суровая реальность

Две руки, легко опущенные
На младенческую голову!
Были — по одной на каждую —
Две головки мне дарованы.

Это стихотворение, датированное 1920 годом, Марина посвятила своей младшей дочери. Две дарованные головки – какая нежность проявляется в этих строках. Но получала ли девочка столько же любви и ласки в реальной жизни?
Сначала девочка могла получить имя Анна, в честь Ахматовой. Но затем Марина подумала, что “судьбы не повторяются“, и дочь получила имя Ирина.

Виктория Швейцер пишет о ней в “Жизни замечательных людей”:

По-видимому, она родилась не совсем здоровым ребенком. А постоянное недоедание, холод, отсутствие надлежащего ухода не способствовали сколько-нибудь правильному развитию. Ирина росла болезненной, слабой, едва ходила и почти не умела говорить. В нее невозможно было ничего «вкачать», с нею не было интересно, как с Алей, а потом с Муром, ею нельзя было хвастаться.

В комнате температура частенько (по утрам) опускалась до 4-5 градусов. Еды не хватало. К быту и воспитанию детей Марина была приспособлена плохо. Вот один из примеров, из воспоминаний подруги Марии Гринёвой-Кузнецовой:

— Борщ очень вкусный, — говорю я, — но как попала кукла в борщ?

— Я помню, она лежала на столе рядом с мясными костями — сказала, задумавшись, Марина — я спешила очень и сгребла все в кастрюлю.

К Ариадне, старшей дочери Марина относилась как ко взрослой. Требовала идеальное ведение дневника с шести лет, водила по гостям, студиям и литературным салонам. Двухлетней Ирине словно не было места в этом мире. Она требовала заботы, внимания, тепла, и возможно дополнительных занятий. Но вместо этого получила лишь кучу тряпья, которым её привязывали к креслу, чтобы девочка не упала. Привязывали и уходили, оставляя двухлетнего ребёнка в одиночестве и без движения.

Аля и Ирина

В воспоминаниях подруги Марины, Марии Гринёвой-Кузнецовой я обнаружила, что Алю одну не оставляли:

В другой раз Марина с утра привела Алю ко мне (в театр, на работу). Ей куда-то спешно надо было идти, она боялась опоздать.

У Марии не было времени присматривать за девочкой, и она предложила ей примерить театральные костюмы. Пятилетняя девочка с восторгом приняла эту игру и радостно нарядилась во всё самое красивое. Вот как отреагировала Марина:

— Как… вы могли это допустить? Как… это… пришло вам в голову? — раздраженно упрекала меня Марина.

Я вспомнила тут, что Марина не выносит никакую нарядность. Сама она была одета всегда скромно и просто. И в дореволюционное время я никогда не видела на ней бриллиантов. Но в то же время в ней крепко сидела любовь к цыганским кольцам, бусам, браслетам.

— Неужели вы не понимаете, как можно этим навредить ребенку? Она ведь не забудет это никогда, она начнет теперь мечтать об этой мишуре! И эта тряпочная дрянь так крепко осядет в ее мозгу и, как ядовитое семя, заразит ее такой любовью ко всей этой чуши, что излечить ее уже нельзя будет! — кипела Марина.

Книга о Марине

Мария много пишет про Алю, а вот про Иру надо поискать:

«Я заглядываю в первую (три шага от входа) комнату: там кроватка, в которой в полном одиночестве раскачивается младшая дочь Марины – двухлетняя Ирочка. Раскачивается – и напевает: без каких-нибудь слов – только голосом, но удивительно осмысленно и мелодично»

Почему ребёнок раскачивается?

Мне приходит на ум госпитализм. Это целая группа нарушений поведения и эмоций:

Происходит термин от франц. hospital — больница

Обычно госпитализм проявляется у детей в детских домах, реже в семьях – где ребёнку совсем не уделяют внимания.

Отдельными признаками госпитализма являются:

• Запаздывание в двигательном развитии (прежде всего, в освоении ходьбы);
• Резкое отставание в речевом развитии;
• Эмоциональная обедненность;

• Склонность к навязчивым движения (раскачивание тела).

В крайних формах госпитализм может привести к серьезным душевным заболеваниям ребенка (младенческие маразмы и т. п.), хроническому инфицированию, а иногда и к смерти малыша.

Узнаёте симптомы Ирины?

Теперь вопрос в студию: что первично?

Марина не любила дочь, потому что дочь отставала в развитии и болела, или дочь болела, потому что её никто не любил?

Но обеими — зажатыми —
Яростными — как могла! —
Старшую у тьмы выхватывая —
Младшей не уберегла.

Продолжение стихотворения резко контрастирует с этой информацией.

Откуда выхватывала Марина старшую?

Благодаря Владимиру Галактионовичу Короленко (Помните его книги, например “Дети подземелья”?) появилась “Лига спасения детей”. Идея Лиги была хороша. Здесь помогали беспризорникам и детям погибших красноармейцев.

Дочь Аля воспринимает это путешествие в приют, как подвиг, который она должна совершить. Вот диалог из записной книжки Марины:

Аля и Марина

— Аля! — говорит Марина. — Понимаешь, всё это игра. Ты играешь в приютскую девочку. У тебя будет стриженая голова, длинное розовое — до пят — грязное платье — и на шее номер. Ты должна была бы жить во дворце, а будешь жить в приюте. Ты понимаешь, как это замечательно?
— О, Марина!
— Это — авантюра, это идет великая авантюра твоего детства. Понимаешь, Аля?..

— Да, Марина, и я надеюсь, что смогу

Вам откладывать еду. А вдруг на Рождество дадут что-нибудь такое, что нельзя будет сохранить? Вдруг — компот? Тогда я выловлю весь чернослив и спрячу. О, Марина, как жаль, что нельзя засушивать еду, как цветы!
— Аля, главное ешь побольше, не стесняйся! Помни, что только для этого я тебя туда посылаю!

Как мы видим, приют вызывает у Али воодушевление и возможность доказать матери свою преданность.

И вот, представившись крёстной, Марина привозит девочек приют Кунцево. Первое, что попадает на глаза Цветаевой, это чёрная ободранная собака. Она ест из помойного ведра. Дети с большими животами, одетые в грязные длинные платья и дырявые фуфайки, безразлично глядят по сторонам.

Две руки — ласкать — разглаживать
Нежные головки пышные.
Две руки — и вот одна из них
За ночь оказалась лишняя.

Читая стихотворение кажется, будто смерть дочери наступила внезапно, за одну ночь. Но уже глядя на этих несчастных детей можно было предсказать плохой исход. Даже если Марине приют до сих пор кажется хорошим решением, то после такого диалога с заведующей многое становится ясно:

— Аля — очень хорошая девочка, только чрезмерно развитая, я нарочно с ней не разговариваю, стараюсь приостановить развитие… — сообщает заведующая. — Все читает, пишет…

— Ну а Ирина?

— Ирина! Это явно дефективный ребенок. Ест она ужасно много, и всё качается, всё поет…

Дети перекормлены

Так записывает Марина в своей тетради, прежде чем отнести Бальмонтам рисовую кашу, полученную по карточке.

Пришло время навестить дочерей. Аля оказывается больной. Доктора нет, как впрочем и градусника. Больных – человек пятнадцать. Ирина бродит меж кроватей как привидение. Горячим шепотом Аля жалуется, что сестра спит с ней, за ночь минимум три раза писает в постель. У девочки

в два с половиной года нет навыка ходить на горшок – при попытке ее посадить, нянечки встречают новое слово, выученное Ирочкой: не Дадо!

Марина Цветаева

Вот меню, с которым ознакомилась Марина прямо на месте:

«Обед»: в мелкой тарелке — вода с несколькими листками капусты. Хлеба нет.

Второе: ложка чечевицы, дети едят ее по зернышку, чтобы дольше хватило.

— «И так всегда кормят?» — «Всегда». — «Ну, а утром что дают?» — «Воду с молоком и полсушки — иногда кусочек хлеба». — «А вечером?» — «Суп». — «Без хлеба?» — «Иногда с хлебом, только редко».

Холодея, Марина вспоминает, как отнесла утром кашу Бальмонтам. Ведь её дети перекормлены. Но… она не забирает их, а собирается приехать в следующий раз…

Светлая — на шейке тоненькой —
Одуванчик на стебле!
Мной еще совсем непонято,
Что дитя мое в земле.

А ведь у Марины была возможность передать Ирину на воспитание Лиле Эфрон – сестре мужа. Но Марина отказалась.

Продолжение

Подписывайтесь и оставляйте комментарии.