Голова болела просто адово

В понедельник дело было вечером голова болела просто адово

Стихи

Ты кончай, автомат, умничать!
Мы отучим тебя вольничать,
Мы научим тебя жульничать.

Он повкалывал недельку – с ним обратно беда –
Весь затрясся он, как заяц под стужею,
Не поймешь, чего он каплет – не сироп, не вода,
Может, краска, может, смазка, может хужее.

И стоит, на всех шавкой злобится,
То он плачет, то матюкается,
Это люди – те приспособятся,
А машина – та засекается!
Так и стал автомат шизиком,
Всех пугает своим видиком,
Ничего не понять физикам,
Не понять ничего лирикам.

Так давайте ж друг у друга не воруйте идей,
Не валите друг на друга свои горести,
И вот чего я вам скажу:
Может, станут автоматы не глупее людей,
Только очень это будет не вскорости!

В понедельник, дело было к вечеру,
Голова болела, прямо адово.
Заявляюсь я в гараж, к диспетчеру,
Говорю, что мне уехать надобно.

Говорю, давай путевку выпиши,
Чтоб куда подале, да посеверней,
Ты меня не нюхай, я не выпивши,
Это я с тоски такой рассеянный.

Я гулял на свадьбе в воскресение,
Тыкал вилкой в винегрет, закусывал,
Только я не пил за счастье Ксенино,
И вообще не пил, а так… присутствовал.

Я ни шкалика, и ни полшкалика,
А сидел, жевал горбушку черного,
Все глядел на Ксенькина очкарика,
Как он строил из себя ученого.

А я, может, сам из семинарии,
Может, шоферюга я по случаю,
Вижу, даже гости закемарили,
Даже Ксенька, вижу, туча тучею.

Ну, а он поет, как хор у всенощной,
Все про иксы, игреки, да синусы,
А костюмчик – и взглянуть то не на что
Индпошив, фасончик – на-ка, выкуси!

И живет-то он не в Дубне атомной,
А в НИИ каком-то под Каширою,
Врет, что он там шеф над автоматною
Электронно-счетною машиною.

Дескать, он прикажет ей, помножь-ка мне
Двадцать пять на девять с одной сотою,
И сидит потом, болтает ножками,
Сам сачкует, а она работает.

А она работает без ропота,
Огоньки на пульте обтекаемом!
Ну, а нам-то, нам-то среди роботов,
Нам что делать, людям неприкаянным?!

В общем, слушал я, как замороженный,
А потом меня как чтой-то подняло,
Встал, сказал – за счастье новорожденной!
Может, кто не понял – Ксенька поняла!

И ушел я, не было двенадцати,
Хлопнул дверью – празднуйте, соколики!
И в какой-то, вроде бы, прострации
Я дошел до станции Сокольники.

В автомат пятак засунул молча я,
Будто бы в копилку на часовенку,
Ну, а он залязгал, сука волчая,
И порвал штаны мне снизу доверху.

Дальше я не помню, дальше – кончики!
Плакал я и бил его ботинкою,
Шухера свистели в колокольчики,
Граждане смеялись над картинкою.

Так, давай, папаша, будь союзником,
До суда поезжу дни последние,
Ах, обрыдла мне вся эта музыка,
Это автоматное столетие!

ФЕСТИВАЛЬ ПЕСНИ В СОПОТЕ В АВГУСТЕ 1969

Над черной пажитью разрухи,
Над миром, проклятым людьми,
Поют девчонки о разлуке,
Поют мальчишки о любви!

Они глядят на нас в тревоге
И не умеют скрыть испуг,
Но наши страхи, наши боги
Для них – пустой и жалкий звук.

И наши прошлые святыни –
Для них – пустые имена,
И правда, та что посредине,
И им и нам еще темна!

И слышит Прага, слышит Сопот,
Истошный шепот: “Тру-ля-ля!”
Но пробивается сквозь шепот
Кирзовый шепот патруля!

Нас отпустили на поруки,
На год, на час, на пять минут,
Поют девчонки о разлуке,
Мальчишки о Любви поют!

Они лады перебирают,
Как будто лезут на рожон.
Они слова перевирают,
То в соль-мажор, то в ре-мажор.

А я, крестом раскинув руки,
Как оступившийся минер –
Все о беде, да о разлуке,
Все в ре-минор, да в ре-минор…

ОТРЫВОК ИЗ РАДИО-ТЕЛЕВИЗИОННОГО
РЕПОРТАЖА
О ФУТБОЛЬНОМ МАТЧЕ МЕЖДУ СБОРНЫМИ
КОМАНДАМИ ВЕЛИКОБРИТАНИИ И
СОВЕТСКОГО СОЮЗА

…Итак, судья Бидо, который, кстати, превосходно
проводит сегодняшнюю встречу, просто превосходно,
сделал внушение английскому игроку, – и матч про-
должается. И снова, дорогие товарищи болельщики,
дорогие наши телезрители, вы видите на наших
экранах, как вступают в единоборство центральный
нападающий английской сборной, профессионал из
клуба “Стар” Боби Лейтон и наш замечательный мас-
тер кожаного мяча, аспирант Московского
педагогического института Владимир Лялин – капи-
тан и любимец нашей сборной! В этом единоборстве
( кстати, обратите внимание, интересный игровой
момент), итак, в этом единоборстве соперники
соревнуются не только в технике владения мячом,
но в понимании самой, так сказать, природы игры,
в умении предугадать и предупредить самые
тончайшие стратегические и тактические замыслы
соперника…

А он мне все по яйцам целится,
Этот Боби, сука рыжая,
А он у них за то и ценится –
Мистер-шмистер, ставка высшая!

А я ему по-русски, рыжему, –
Как ни целься – выше, ниже ли,
Ты ударишь – я, бля, выживу,
Я ударю – ты, бля, выживи!

Ты, бля, думаешь, напал на дикаря,
Думал вдарить, бля, по-близкому,
В дамки шел?!
А он с земли мне по-английскому –
“Данке шен!…”

…Да, странно, странно, просто непонятное
решение – судья Бидо принимает обыкновенный
силовой прием за нарушение правил и назначает
одиннацатиметровый удар в наши ворота. Это
неприятно, это неприятно, несправедливо и… а…
вот здесь мне подсказывают – оказывается, этот
судья Бидо просто прекрасно известен нашим
журналистам, как один из самых продажных
политиканов от спорта, который в годы оккупации
Франции сотрудничал с гитлеровской разведкой. Ну,
итак, мяч установлен на одиннацатиметровой
отметке, кто же будет бить, а , ну, все тот же
самый Боби Лейтон, он просто симулировал травму,
вот он разбегается, удар. Да, досадный и
несправедливый гол, кстати, единственный гол за
всю эту встречу, единственный гол за полминуты до
окончания матча, единственный и несправедливый,
досадный гол, забитый в наши ворота.

Да, игрушку мы просерили,
Протютюкали, прозяпали,
Хорошо б она на Севере,
А ведь это ж, бля, на Западе.

И пойдет теперь мурыжево –
Федерация, хренация,
Как, мол, ты не сделал рыжего –
Где ж твоя квалификация?!

Вас, засранцев, опекаешь и растишь,
А вы, суки, нам мараете престиж!
Ты ж советский, ты же чистый, как кристал!
Начал делать, так уж делай, чтоб не встал!

Духу нашему спортивному
Цвесть везде!
Я отвечу по-партийному –
Будет сде…!

ГОРЕСТНАЯ ОДА СЧАСТЛИВОМУ ЧЕЛОВЕКУ

посвящается Петру Григорьевичу Григоренко

Когда хлестали молнии ковчег,
Воскликнул Ной, предупреждая страхи:
“Не бойтесь, я счастливый человек,
Я человек, родившийся в рубахе!”

Родившийся в рубахе человек
Мудрейшие, почтеннейшие лица
С тех самых пор, уже который век,
Напрасно ищут этого счастливца.

Который век все нет его и нет,
Лишь горемыки прут без перебоя,
И горячат умы, и застят свет,
А Ной наврал, как видно, с перепоя!

И стал он утешеньем для калек,
И стал героем сказочных забавок, –
Родившийся в рубашке человек,
Мечта горластых, повивальных бабок!

А я гляжу в окно на грязный снег,
На очередь к табачному киоску,
И вижу, как счастливый человек
Стоит и разминает папироску.

Он брал Берлин! Он, правда, брал Берлин,
И врал про это скучно и нелепо,
И вышибал со злости клином клин,
И шифер с базы угонял “налево”.

Вот он выходит в стужу из кино,
И сам не зная про свою особость,
Мальчонке покупает “эскимо”,
И лезет в переполненный автобус.

Он водку пил и пил одеколон,
Он песни пел и женщин брал нахрапом!
А сколько он повкалывал кайлом!
А сколько он протопал по этапам!

И сух был хлеб его, и прост ночлег!
Но все народы перед ним – во прахе.
Вот он стоит – счастливый человек,
Родившийся в с м и р и т е л ь н о й рубахе!

Ты можешь найти на улице копейку
И купить коробок спичек,
Ты можешь найти две копейки
И позвонить кому-нибудь из автомата,
Ну, а если звонить тебе некому,
Так зачем тебе две копейки?
Не покупать же на две копейки
Два коробка спичек!

Можно вообще обойтись без спичек,
А просто прикурить у прохожего,
И заговорить с этим прохожим,
И познакомиться с этим прохожим.
И он даст тебе номер своего телефона,
Чтоб ты позвонил ему из автомата…
Но как же ты сможешь позвонить ему из автомата,
Если у тебя нет двух копеек?!

Так что лучше уж не прикуривай у прохожего,
Лучше просто купить коробок спичек.
Впрочем, и для этого сначала нужно
Найти на улице одну копейку…

ПРО МАЛЯРОВ, ИСТОПНИКА И ТЕОРИЮ ОТНОСИТЕЛЬНОСТИ

Чувствуем с напарником – ну и ну,

Ноги прямо ватные, все в дыму,

Чувствуем – нуждаемся в отдыхе,

Чтой-то нехорошее в воздухе.

Взяли «жигулевского» и «дубняка»

Третьим пригласили истопника,

Приняли, добавили еще раза,

Тут нам истопник и открыл глаза –

Про ужасную историю

Про Москву и про Париж,

Как наши физики проспорили

Ихним физикам пари.

Все теперь на шарике вкривь и вкось,

И что мы с вами думаем день – ночь,

А что мы с вами думаем ночь – день.

И рубают финики лопари,

А в Сахаре снегу – невпроворот,

Это гады-физики на пари

Раскрутили шарик наоборот.

И там где полюс был, там тропики,

А где Нью-Йорк – Нахичевань,

А что мы люди, а не бобики,

Им на это наплевать!

Рассказал нам все это истопник,

Вижу, мой напарник, ну, прямо сник, –

Раз такое дело – гори огнем!

Больше мы малярничать не пойдем! –

Взяли в поликлинике бюллетень,

Нам башку работою не морочь!

И что ж тут за работа, если ночью день,

А потом обратно не день, а ночь!

И при всей квалификации

Тут возможен перекос,

Это ж все-таки радиация,

А не просто купорос!

Пятую неделю я не сплю с женой,

Пятую неделю я хожу больной,

Тоже и напарник мой плачется,

Дескать, он отравленный начисто.

И лечусь «столичною» лично я,

Чтобы мне с ума не стронуться,

Истопник сказал – «столичная» –

Очень хороша от стронция.

И то я верю, то не верится,

Что минует та беда…

А шарик вертится и вертится,

И все время не туда!

Я ПРИНИМАЮ УЧАСТИЕ В НАУЧНОМ СПОРЕ

…между доктором филологических наук, проф. Б.А. Бяликом и действительным членом Академии наук СССР С.Л. Соболевым по вопросу о том, может ли машина мыслить.

Я не чикался на курсах не зубрил сопромат,

Я вполне в научном мире личность лишняя.

Но вот чего я усек:

Газированной водой торговал автомат,

За копейку – без сиропа, за три с вишнею.

И с такой торговал вольностью,

Что за час его весь выпили,

Стаканы наливал полностью,

А людям никакой прибыли,

А людям никакой выгоды,

Ни на зуб с дуплом компенсации,

Стали люди искать выхода

Из безвыходной ситуации.

Сели думать тут ребятки, кто в беде виноват,

Где в конструкции ошибка, в чем неправильность,

Разобрали тут ребята весь как есть автомат,

Разобрали, устранили в нем неправедность.

А теперь крути, а то выпорем,

Станешь, дура, тогда умною,

Приспособим тебя к выборам,

Будешь в елках стоять урною.

Ты кончай, автомат, школьничать,

Ты кончай, автомат, умничать!

Мы отучим тебя вольничать,

Мы научим тебя жульничать.

Он повкалывал недельку – с ним обратно беда –

Весь затрясся он, как заяц под стужею,

Не поймешь, чего он каплет – не сироп, не вода,

Может, краска, может, смазка, может, хуже.

И стоит, на всех шавкой злобится,

То он плачет, то матюкается.

Это люди – те приспособятся,

А машина – та засекается!

Так и стал автомат шизиком,

Всех пугает своим видиком,

Ничего не понять физикам,

Не понять ничего лирикам.

Так давайте ж друг у друга не воруйте идей,

Не валите друг на друга свои горести,

И вот чего я вам скажу:

Может станут автоматы не глупее людей,

Только очень это будет не вскорости!

Посвящается Е. С. Вентцель

В понедельник, дело было к вечеру,

Голова болела, прямо адово,

Заявляюсь я в гараж, к диспетчеру,

Говорю, что мне уехать надобно.

Говорю, давай путевку выпиши,

Чтоб куда подале, да посеверней,

Ты меня не нюхай, я не выпивши,

Это я с тоски такой рассеянный.

Я гулял на свадьбе в воскресение,

Тыкал вилкой в винегрет, закусывал,

Только я не пил за счастье Ксенино,

И вообще не пил, а так… присутствовал.

Я ни шкалика, и ни полшкалика,

А сидел жевал горбушку черного,

Все глядел на Ксенькина очкарика,

Как он строил из себя ученого.

А я, может, сам из семинарии,

Может, шоферюга я по случаю,

Вижу, даже гости закемарили,

Даже Ксенька, вижу, туча тучею.

Ну, а он поет, как хор у всенощной,

Все про иксы, игреки да синусы,

А костюмчик – и взглянуть-то не на что –

Индпошив, фасончик – на-ка, выкуси!

И живет-то он не в Дубне атомной,

А в НИИ каком-то под Каширою,

Врет, что он там шеф над автоматною

Дескать, он прикажет ей, помножь-ка мне

Двадцать пять на девять с одной сотою,

И сидит потом, болтает ножками,

Сам сачкует, а она работает.

А она работает без ропота,

Огоньки на пульте обтекаемом!

Ну, а нам-то, нам-то среди роботов,

Нам что делать людям неприкаянным?!

В общем, слушал я как замороженный,

А потом меня как чтой-то подняло,

Встал, сказал – за счастье новорожденной!

Может, кто не понял, – Ксенька поняла!

И ушел я, не было двенадцати,

Хлопнул дверью – празднуйте, соколики!

И в какой-то, вроде бы, прострации

Я дошел до станции Сокольники.

В автомат пятак засунул молча я,

Будто бы в копилку на часовенку,

Ну, а он залязгал, сука волчая,

И порвал штаны мне снизу доверху.

Дальше я не помню, дальше – кончики!

Плакал я и бил его ботинкою,

Шухера свистели в колокольчики,

Граждане смеялись над картинкою…

Так, давай, папаша, будь союзником,

До суда поезжу дни последние,

Ах, обрыдла мне вся эта музыка,

Это автоматное столетие!

Петя пел, Борис молчал,
А Сергей ногой качал,
Мила в зеркальце глядела,
Таня просто так сидела,
Николай ловил осу,
Юра ковырял в носу.
И сказал ребятам Петя:
«Мы пока что с вами дети,
но когда пройдут года –
кем же станем мы тогда?»

И сказал ребятам Вася:
«Я уже в четвертом классе
И, конечно, буду скоро
Крупным кинорежиссером.
Буду ездить за границу:
В Канны, в Рим, в Париж и в Ниццу.
Фестивали посещать,
Мэров-пэров навещать.
Со всего большого мира
Соберу я сувениры.
Буду я везде и всюду,
А в Москве – проездом буду.
Плавать мне во всех морях,
Заседать во всех журях».

И сказал ребятам Саша:
«Буду я – как дядя Паша.
Эту школу брошу вскоре,
Перееду к синю-морю.
Я хозяйничать люблю:
Двухэтажный дом куплю,
Обнесу его забором,
Заведу собачек свору.
Летом – каждую кровать
Буду дачникам сдавать
Вплоть до зимнего момента.
А зимой – пускать студентов.
Буду я, как говорится,
Квартирантами кормиться.
Буду жить да припевать,
Да винишко попивать».

В разговор вступил Сережа:
«Я работу выбрал тоже,
Я уже решил, ребята:
Буду я «начальник блата».
Папа с мамой говорят:
«Нынче все решает блат».
Буду утречком вставать,
Все по блатам доставать,
Всех устраивать по блату,
Всех проталкивать куда-то,
Заведу знакомых всюду.
Взятки брать, конечно, буду.
Буду брать, пока дают,
А не брать – так засмеют.
В жизни главное, ребята:
Жить не только на зарплату».

И сказал ребятам Коля:
«Буду я, как дядя Толя,
И, соседям на беду,
В алкоголики пойду.
Это нынче очень модно
И почти что всенародно.
Алкоголикам давно
Все у нас разрешено:
Можно драться и ругаться,
И на улицах валяться,
На милицию плевать,
Людям жизни не давать.
И общественность у нас
Помогает в трудный час:
Алкоголиков под ручки
И на эти… на поручки».

И сказала тут Людмила:
«Я уже давно решила
Стать писательской женой,
И не спорьте вы со мной.
Мне с пеленок стало ясно:
Это выгодно ужасно.
За писателя пойду,
Домработниц заведу,
Буду модно одеваться,
Перед всеми задаваться,
Из себя воображать,
На машине разъезжать,
И по творческим домам
Буду ездить я сама.
Отдыхать зимой и летом
Буду с самым высшим светом.

И сказал ребятам Юра:
«Я пойду в номенклатуру:
Буду всюду я ходить,
Буду всем руководить.
Главная моя забота –
Научить других работать.
Всем давно пора понять:
Надо перевыполнять
Ночью, днем, в жару и в холод,
Города, деревни, села.
Догонять, перегонять,
Честь мундира не ронять,
Чтобы до седьмого пота,
Чтоб работать и работать,
И давать, давать, давать,
Чтобы отрапортовать».

А в углу сидел Ванюша.
Он молчал и только слушал,
А потом сказал:
«Друзья,
Вот о чем подумал я:
Всем бездельничать охота,
Но работать должен кто-то?
Должен кто-то в семь вставать,
Всех кормить и одевать,
Шить рубашки и штанишки,
Суп варить, печатать книжки,
В детский садик нас возить,
Строить, рыть, пахать, косить?
Кто-то должен – это ясно,
Значит, только подрасту –
Стану я рабочим классом
Иль в колхозники пойду».

Все к Ивану подбежали,
Обнимали, руки жали
И сказали наконец:
«Ты, Ванюша, молодец!
Ты умнее нас без спора.
Ты давай – ворочай горы,
Создавай, твори и строй,
Добывай и землю рой.
Ну, а мы, как говорится,
Будем все тобой гордиться».

Источник