У меня от тебя голова болит фанфик

У меня от тебя голова болит фанфик thumbnail

Когда у меня болит голова, мир подергивается мутной дымкой отвращения. Сначала где-то в затылке поселяется мерзкое напряжение, некая скованность, натяжение даже — предупреждает: сейчас начнется. Потом оно охватывает лоб, рождает жжение в глазах, в ушах шумит навязчиво и глухо. Три минуты. Ровно. Я засекал.

Наконец шум становится оглушительным, а глаза невозможно открыть даже в темноте, и тогда приходит она. Боль.

Над правой бровью поселяется раскаленный шип, вплавляется в череп ото лба до основания шеи, прошивает голову вибрирующей иглой. Игла эта почти осязаема, и в такие моменты я отдал бы все, что угодно, за возможность вытащить ее и выбросить в помойное ведро на веки вечные.

Это не похоже на пыточное заклинание. Совсем по-другому. Странно, даже Круцио Лорда не способно переломить боль; она не исчезает и не отходит на второй план, и голова живет своей мукой, пока тело рефлекторно корчится под Непростительным.

Впервые я почувствовал ее лет в двадцать. Я разговаривал с Дамблдором. Не помню, о чем шла речь — тогда под затылком поселилась горячая тяжесть, которая схватила горло судорогой, а потом торжествующе разлилась по всей голове, отключая способность не то что думать — мыслить. Директор, его кабинет, его слова размазались по наждачной бумаге моей головной боли, все навертелись на тот раскаленный лом, засевший справа во лбу.

Первый (или второй — они всё борются за первенство) глубоко доставший меня шеф знает толк в страданиях. Но преимущественно в чужих. Он обязательно посочувствует, посоветует беречься и не переутомляться. Добрейший Альбус.

Каждая беседа с ним стоит мне приступа мигрени. Болезнь кисейных барышень, скажете вы? Три раза ха-ха! Кто не чувствовал этого, кто не в состоянии понять, как человек из живого разумного существа превращается в комок боли — не в силах осознать, что это значит. Что это значит — когда болит голова.

Перед глазами темная дымка, будто кто-то дунул в прогоревший камин.

Голоса звучат чересчур гулко и громко.

Мозг отключается, не в силах выдержать напора этой кошмарной, неотвязной, издевающейся боли.

Альбус всегда замечает, когда у меня болит голова, и понижает голос почти до шепота. Он не понимает, что шепот в такие часы для меня болезненней, чем крик. Мне приходится прислушиваться, держаться на поверхности, принуждать неработающий мозг внимать речам. Сознание сопротивляется. Сколько раз я падал в обморок посреди педсовета? А сколько — на собраниях Ордена? Сколько раз хоть кого-нибудь это заботило? Я просто обмякал в кресле, и, наверное, все думали, что я цинично сплю. Приходил в себя опять же от боли.

Когда у меня болит голова, я умираю. Я не способен мыслить — а следовательно, существовать. Но не дохожу до смерти полшага. Потому что одна-единственная мысль остается: у меня болит голова. Моя боль не дает мне умереть.

Зато очень хорошо способствует тому, чтобы я сошел с ума.

Может быть, я и сошел, потому что через восемнадцать лет почти непрекращающейся боли мои мучения приобрели смысл.

Темный Лорд не любит лезть в мою голову, когда она болит. Возможно, это не раз спасло мне жизнь. Кроме боли в моей голове тогда ничего не бывает, и боль невольно передается и ему. Он боится. Он не любит терпеть, не хочет, не станет. Он начинает свирепствовать и злобствовать, а я тихо уползаю к себе — снова умирать не до смерти.

Бывает, голова болит несколько дней кряду. Засыпаю — болит, просыпаюсь — болит. Порой болит так долго, что перестаешь воспринимать ее как помеху, привыкаешь жить с постоянным ощущением раскаленного лома в голове. И вытащить бы, а никак. Время тогда тоже сливается и вливается в глотку мутным потоком обезболивающих зелий. От этого нет лекарств. От этого не спастись ни алкоголем, ни сном. С алкоголем, впрочем, при моей работе не разойдешься. Да и сон — роскошь, даже когда не болит голова. А когда голова болит, и Слизерин в полном составе ходит по стеночкам — я страшен в головной боли. Потому что хочу сдохнуть, а малолетние егозы не дают мне этого сделать.

Когда у меня болит голова, мне становится жаль себя. И оттого еще противнее. Боль делает меня слабым. Слабость гадка. Слабость унижает. Сильнее, чем жалость. Больнее. Хотя что может быть больнее головной боли? Пресловутая душевная?

Вздор! Когда у меня болит голова, притихают мои демоны. Перед этой пыткой отступают все душевные муки и сомнения; страдания сердца — ничто по сравнению со страданиями тела. И мне нет дела до обещаний, клятв и угрызений совести. Когда у меня болит голова, замирает весь мир внутри меня и снаружи, таится, не желая навлечь на себя разрушительный гнев моей мигрени. Иначе голова просто взорвется, а боль расплескается, и все вокруг захлебнется ею, погрязнет в ней, исчезнет под ней.

Восемнадцать лет боли.

Восемнадцать лет не-ожидания.

Восемнадцать лет надежды, что когда-нибудь это кончится.

Почему именно боль свела нас? Неужели не нашлось в этом мире других путей для нас, кроме этой больной, унизительной, мучительной дороги?

Я бы хотел, чтобы мной гордились, но заслужил лишь жалость твою. Лишь сострадание моей боли.

Я не хочу! Но нуждаюсь. Нуждаюсь в тебе.

Когда у меня болит голова — я знаю, ты придешь. Как пришла тогда, в первый раз — не на отработку, не за новым заданием. Просто потому что тебе показалось — я не очень хорошо себя чувствую. А я действительно едва не потерял сознание прямо посреди урока. Удивляюсь, что вообще открыл тебе дверь. А может, она открылась сама… Может, я забыл запереть ее?

Ты убеждала меня обратиться к Поппи. Но что она мне даст, кроме обезболивающего, которое никогда не помогало? Которое я сам же регулярно варил?..

Почему твой голос не причиняет страданий?

Почему я, осознавая, что тобою руководит жалость, не гоню тебя?

Почему твои прикосновения заставляют меня не думать о боли?

Разве есть вещи важнее моей боли?

Наверное, есть. Должны быть.

Твои руки, твои неожиданно сильные пальцы, порхающие по моей шее и уносящие боль с каждым касанием — это важнее.

Твое горячее дыхание у правого виска или на затылке — это важнее.

Твои губы, прижимающиеся к моему лбу — да, там, над правой бровью, и камланный шепот без смысла и назначения — важнее, в сотни, в тысячи раз важнее.

Читайте также:  При пивном похмельи болит голова

Нужнее мне.

И я согласен терпеть боль каждый миг, лишь бы ты была рядом.

И я зову эту боль каждый раз, когда мне особенно не хватает тебя.

Наверное, если бы я не отпускал тебя, боль ушла бы насовсем — она не выносит тебя. Ты — сильнее моей боли. Значит, ты сильнее меня. Это неловко, неудобно признавать. Но когда у меня болит голова, я согласен.

Поэтому иногда я хочу, чтобы у меня разболелась голова. Ведь тогда ты придешь.

Ты придешь внезапно и ожидаемо. И я смогу положить мою больную, измученную голову к тебе на колени, и чувствовать на шее твои теплые ладони. Я смогу слышать твои слова — даже не понимая, о чем ты говоришь.

Неважно. Все неважно. Кроме тебя. Только моя боль — ведь это она привела тебя ко мне. Иди ко мне. Сейчас. Ведь, избавившись от боли, когда я смогу открыть глаза, я не взгляну на тебя. И ты уйдешь, не прощаясь. Но вернешься, когда у меня снова заболит голова.

Я буду ждать боли. Я буду ждать тебя.

Смотри, смотри, отвлекись от котла и дурацкого задания, взгляни на меня — я стою рядом, и во мне столько боли, что хватит утопить в ней все страдания этого мира. Взгляни на меня — ты придешь сегодня, и, наверное, я опять отпущу тебя, едва боль отпустит меня.

Сегодня. Но в следующий раз — нет.

В следующий раз ты останешься, с болью или без нее.

Не уйдешь, не сможешь. Не захочешь?

Мне безразлично, захочешь или нет.

В следующий раз моя боль не победит меня.

В следующий раз мое избавление не сделает меня трусом.

В следующий раз… но не теперь. Теперь я просто жду тебя, твоих рук и твоих губ, твоего шепота и твоего теплого запаха, в котором так легко забыться и потеряться. Я изменяю с тобой моей боли.

Я рад, что у меня болит голова. Это значит, ты придешь.

Когда у меня болит голова, я почти счастлив.

Источник

Джин:

— Солнышко, ты чего? Тебе плохо? — подошёл к тебе обеспокоенный парень.

— Да… Голова сильно болит…

— Выпей таблеточку, тебе принести?

— Я уже пила… Ничего не помогает…

— Зай, это уже не шутки, завтра мы поедем к доктору! С головой шутить нельзя!

Юнги:

Парень что-то готовил на кухне и когда ты туда вышла, то резкий запах чего-то, ударил прямо в нос… Не вынося раздражающий аромат, ты ушла с кухни, а через минут десять у тебя сильно разболелась голова.

— Т/И, ты зачем на голову тряпку положила?

— Мне плохо…

— А это новый способ лечения, что-ли?

— Ты идиот? У меня голова болит, а тряпку я намочила, это хоть как-то помогает…

Хосок:

Ты весь день с головной болью провела на ногах, а к вечеру началась сильнейшая мигрень… Голова болела так сильно, что даже думать было больно.

— У тебя кажется жар… — Хосок был очень обеспокоен твоим состоянием.

— Ничего страшного… Сейчас всё пройдёт… — сказала ты и встала, чтобы сходить за очередным обезболивающим. Но сделав пару шагов, в глазах потемнело и потеряв равновесие ты стала падать, но Хосок успел подхватить тебя.
Он быстро вызвал скорую и теперь следит за твоим здоровьем сам.

Нам Джун:

Ты ходила и целый день жаловалась на головную боль, но никто даже не придал значения. Через пару дней всё опять повторилось, мигрень на целый день, тогда уже, твой парень задумался.

— Т/И, а может быть сходим в больницу завтра?

— Зачем?

— У тебя слишком часто стала болеть голова. Я переживаю.

— Нам Нам, ты же знаешь, я не люблю врачей и больницу в целом.

— Тогда я вызову доктора на дом, но ты обязательно покажешься специалисту! И не спорь!

Чимин:

— Т/И, давай сходим куда-нибудь? — предложил тебе молодой человек, но заметив твоё состояние, сразу забеспокоился —У тебя опять голова болит? — его голос сразу изменился, с игривого, на нежный и заботливый.

— Да… — ты прильнула к Чимину и чуть ли не плакала.

— Солнце, я сейчас приду, подожди… — буквально через десять минут, парень вернулся с подносом в руках. — Выпей этот травяной чай, он хорошо помогает от головной боли и успокаивает. А ещё ты сможешь поспать. — он аккуратно сел рядом и попоив чаем уложил в кровать, но даже когда ты уснула, он не ушёл, а сидел и гладил тебя по волосам, он знает лучше всех на свете, что тебе это сейчас необходимо.

Тэ Хён:

— Т/И, я к Чимину сегодня сгоняю?

— А это обязательно? — выползла ты из спальни, держась руками за голову.

— Что с тобой? — подлетел тот сразу к тебе.

— Просто голова болит… Если тебе очень важно, то можешь идти…

— Да как же я тебя оставлю тут, одну? Пошли посмотрим фильм, или хочешь я для тебя попою?

— Хочу, споёшь что-нибудь тихое и спокойное?

— Конечно.

Парень лежал рядом и пел, пока ты не уснула, а после, заснул рядом с тобой.

Чонгук:

— Т/И~ — всё ластился к тебе парень.

— Чонгук~и, у меня голова болит, давай не сегодня?..

— Солнце, меня напрягает твоя головная боль…

— Знаешь, что? Я не специально вообще-то… Если ты так думаешь, то ты идиот!

— Т/И, я вообще-то обеспокоен, и хотел предложить сходить к доктору… Не злись, от этого голова лишь сильнее заболит.

Ты и правда зря вспылила, но тебя всё бесило ещё и эта головная боль… Ты не хотела кричать на Чонгука.

— Прости малыш, я не хотела…

— Ничего страшного, я всё понимаю, отдыхай. Я принесу лекарство.

Источник

Когда четыре года назад он признался мне в любви, я только посмеялся. Смеялся громко, издевательски, чтобы указать этому жалкому глупцу на его место, с жестоким удовольствием глядя на его опущенную голову и поникшие плечи. Да что этот сопляк себе возомнил? Я – один из лучших выпускников престижного вуза, гордость и надежда преподавателей, звезда студенческого спорта. По мне сохли девчонки и парни половины курса. Стоило мне только пальцем поманить, и любой счёл бы за честь прыгнуть ко мне в постель. А он? Мягкотелый слизняк. С девчачьим лицом и щуплой фигурой. Да он со мной до утра не доживет.

Я начал свою карьеру на третьем курсе университета, пахал, как черт, сутками не спал. Я за три года прожил жизнь, которую другие и за десять лет не осилят. Я всего добился сам.

Читайте также:  Звенит в ушах болит голова и кружится

А он? Кто он вообще? Студент-первокурсник из благополучной семьи, не успевший осознать реальность жизни. Маменькин сынок, у которого едва молоко на губах обсохло. У него была семья, поддержка. А у меня не было никого. Меня бросили еще в детстве. Просто отказались, как от ненужного хлама. Но я выжил. И я не простил. Я ни к кому не привязывался, никого не впускал ни в сердце, ни в мысли.

Я был один. Всегда один. Даже когда просыпался утром в обнимку с очередным любовником. Когда-то я полагал, что физическое тепло сможет растопить лед души, поможет облегчить боль предательства и одиночества. Но шли годы, а пустота внутри меня приобретала масштабы черной дыры, поглощая все тепло, что я получал, не оставляя ничего взамен, для меня. А потом мне стало все равно: просыпаться рядом с другими, видеть, как после бурной ночи они теряют ко мне интерес, как забывают все то, что страстно шептали мне во время близости, как уходят, бросив на прощание дежурное «увидимся». Я легко выбрасывал их из головы. А в сердце не пускал никогда. А если кто и пытался заявить на меня права… Меня не интересовали те, кто слабее меня.

А этот щенок захотел меня! Наивный кретин. Я растоптал его тогда, смешал с грязью прямо на глазах его сокурсников. Я унижал его, вытирал об него ноги, говорил ему такие слова, от которых краснели даже прожженные мерзавцы. Кажется, я его даже ударил. Я предложил ему раздеться прямо в коридоре, тогда, может быть, я подумаю о ночи с ним, если его тело стоит того, чтобы я тратил на него свое время.

Он слушал молча, даже осмелившись посмотреть мне в глаза. Я ожидал от него слез, ждал истерики. Я добивался того, чтобы он позорно сбежал, обвиняя меня во всех грехах. Сбежал, чтобы пожаловаться своей мамочке, со слезами уткнувшись своей симпатичной мордашкой ей в юбку. Сбежал от моей жестокости, от насмешливых взглядов тех, кого он считал товарищами. Я осознавал свою жестокость. Я ждал этого! Но он так и не заплакал. Как же меня это бесило! Он слушал меня спокойно, его плечи не вздрагивали от всхлипов, только его взгляд леденел от каждого вылетевшего обидного слова. Тогда мне хотелось его уничтожить.

А теперь… Теперь я ищу встречи с ним.

Холод каменной стены университета, к которой я прислонился, немного успокаивал. Вот так… Да… Все правильно. Я сделаю то, что задумал, и все вернется на свои места. Все станет так, как было до встречи с ним.
Огонек последней тлеющей сигареты, зажатой в побелевших пальцах, затушила упавшая с хмурого вечернего неба капля дождя. Я небрежно отбросил ее в сторону и посмотрел вверх, туда, где на третьем этаже теплым желтоватым светом светилось окно. Он там. Он всегда допоздна сидит в библиотеке. Он прилежный студент. Пятикурсник, как и я тогда.

Сейчас я понимаю, что все эти годы он незримо присутствовал в моей жизни. Он был моей тенью, он без позволения прокрадывался в мои мысли, своей твердостью он бросал мне вызов. Он нарушал мое спокойствие. Ему удалось то, что раньше не удавалось никому. Пора это прекращать. Я хочу завершить то, что не удалось сделать тогда. Я хочу его сломать. Я хочу видеть его слезы. Тогда он перестанет волновать меня. Станет таким же, как и все.

Я шел по темному пустому коридору, считая шаги, эхом отражающиеся от голых стен. Уверенность в правильности происходящего таяла с каждой секундой. Но… я не отступлю. Я никогда не отступаю. И… будь что будет.

Он был в библиотеке один. Вальяжно сидел на стуле, закинув ногу на стол, и увлеченно читал какую-то книгу. Он не оторвался от чтения, хотя моего присутствия не заметить он не мог. Зря он не воспринимает меня всерьез. Он об этом пожалеет.

Когда я в бешенстве ударил кулаком по столу, парень поднял на меня недоуменный взгляд. Через секунду выражение его глаз изменилось, словно он прочитал мои мысли и понял цель моего визита в столь поздний час.

— Пойдешь со мной, — выдохнул я, наклонившись к его лицу. Хочется увидеть страх в его глазах, насладиться страстью охотника, загнавшего невинную жертву в угол. Я почему-то не сомневался в том, что у него еще никого не было. Но…

— Как скажешь, — парень вздрогнул, захлопнув книгу, но потом совладал с собой, встал и аккуратно поставил ее на свое место на полке. – К тебе, я полагаю? – спокойно спросил он.

Его реакция несколько остудила меня.

— Да.

На улице лило, как из ведра, дул пронизывающий ветер, пригибая к земле молодые, недавно посаженные деревья. От близкого раската грома сработала сигнализация чьей-то машины на стоянке, разорвав шум дождя громким воем сирены. Мужчина неподалеку грязно выругался, бросив на нее недовольный взгляд.

Парень стоял рядом, не раскрыв зонт, и молча ждал, когда я впущу его в машину. Может, так и лучше. Лучше, что он не стал сопротивляться. Все-таки насильником ощущать себя не хотелось. Стало немного легче. А ему… Ему все равно будет больно.

Он смотрит на меня, и я замечаю грусть и болезненную нежность в его глазах. И слабую надежду. Я ему все еще не безразличен? Поэтому он сам пошел со мной? После того, что я с ним сделал? Он и впрямь глупец. Но… так даже интересней.

А я даже не помню, как его зовут.

Квартира встречает меня, как обычно, пустой тишиной. Я давно привык жить в этой тишине, жить так, словно стрелки часов для меня давно остановились. Мое тело существовало в настоящем, а душа, если она у меня была, осталась где-то далеко в прошлом.

— Куда идти? – парень разулся и смотрел на меня из-под полуопущенных ресниц. С его волос и прилипшей к телу рубашки стекала вода, образовав небольшую лужицу на полу. Я непроизвольно задержал взгляд на его фигуре. Он совсем не тот щуплый юнец, каким я его запомнил.

Но… Как-то не так я себе это представлял. Его поведение раздражало своей неправильностью. Он ведь понимает, что я собираюсь просто трахнуть его. А потом я выставлю его за дверь. Это он тоже понимает. Он мне не нужен. Тогда какого черта?.. Почему он так спокоен и послушен? И… на мгновение его выдержка показалась мне привлекательной. Утихшая было злость вспыхнула с новой силой. Захотелось ударить его, вывести из себя, чтобы нарушить этот осточертевший самоконтроль. Я привел его сюда, чтобы поставить на колени. И я это сделаю.

Читайте также:  Голова болит когда дождь и гроза

— Разденься здесь, — жестко сказал я, отводя взгляд.

В спальне было душно, и я распахнул окно. Свежий воздух ворвался в комнату, разметав в стороны занавески. Несколько тяжелых дождевых капель упали на подоконник. Сверкнула молния, и от оглушительного раската грома задрожали стекла. Хорошая ночь. Мне нравится. Буйство стихии за окном разделяет мою злость, сливается с ней. Я больше не чувствую себя опустошенным, и я позволяю себе отдаться во власть своих порывов, инстинктов, заставляющих чувствовать возбуждение, горячей волной разливающееся по телу. Больше не хочется сдерживать себя. Скоро все закончится. Этот мальчишка больше не будет мешать мне. Я надругаюсь над ним и выброшу. Из своей жизни, из своих мыслей. Я останусь наедине с собой. Так… должно быть. Я так хочу. Я устал.

Смотрю на кровать, на которой уже давно лежит только одна подушка. Для меня. Эта кровать уже давно не знала никого, кроме своего хозяина. Холодная и пустая.

Парень заходит в комнату полностью обнаженным. Не без удовольствия отмечаю, что спокойствие покинуло его. В блестящих от осознания происходящего глазах – доля страха, доля невыраженных сильных чувств, предвкушения смеси удовольствия и боли. До дрожи красиво. Целая гамма эмоций. Но мне мало. Хочется большего. Намного большего. Ты ведь не особенный, ты один из многих. Я хочу, чтобы твой первый раз запомнился тебе болью и унижением. Это частично оплатит то, что все это время ты владел моими мыслями. Хочу увидеть яркую вспышку стыда и… боли. Не физической, а от осознания того, что ты – всего лишь игрушка на ночь. Вещь в моих руках.

Хочу увидеть его у своих ног. Уничтожить то, что привлекает меня в нем. Его силу и выдержку, которые дает ему его любовь. Иначе я не избавлюсь от него. Не смогу выкинуть его из своих мыслей, не смогу вернуть себе спокойствие. Я сломаю его, и он перестанет интересовать меня.

Киваю ему на кровать. Парень ложится на спину, согнув одну ногу в колене и уставившись в потолок. Он не смотрит на меня, но я чувствую, что он ожидает моих действий. Он ждет меня, он готов мне отдаться.

Смотрю на его вздымающуюся грудь, впалый живот, сильные ноги. Он выглядит так соблазнительно. Смуглая кожа, светлые волосы. Красивый и невинный. Ожесточенный, но все еще любит меня. Тем лучше. Утром он будет меня ненавидеть.

С трудом отрываю взгляд от стройного тела и бросаю ему тюбик со смазкой.

— Подготовь себя сам.

Недоумение во взгляде.

— Ты понимаешь, о чем я?

— Да.

Стыд. Упрямство. Парень садится на кровати и с сомнением смотрит на меня. Переводит взгляд на дверь. Жестко улыбаюсь. Ты не сбежишь. Я не отпущу тебя. Подхожу к кровати, оценивающе глядя на него сверху вниз.

— Ты уже понял, что я собираюсь сделать. К чему поцелуи, ласки? Не для этого ты здесь.

Парень, краснея под моим насмешливым взглядом, нерешительно выдавливает смазку на подрагивающие пальцы, замирает, с болезненной тоской глядя на меня, и этим распаляя только сильнее. Его чувства добавляют остроты в мою игру.

— Я жду. Начинай.

— Хорошо.

Смирение со своей ролью. Что-то неправильно. Его покорность не доставляет мне удовольствия.

Парень неторопливо раздвигает ноги, приподнимает бедра и вводит в себя палец, через несколько секунд добавляя второй. Его дыхание сбивается, он шумно выдыхает. С некоторым удивлением замечаю, что это его возбуждает. Его телу уже знакомо это действие. Значит, вот чем он гасил свою страсть ко мне эти четыре года. Он двигает пальцами внутри себя, слегка выгибаясь и запрокидывая голову, дышит сквозь зубы. Зрелище, прекрасное в своей откровенной порочности. Краска стыда на щеках, отстраненный затуманенный взгляд, затвердевшие соски, налившийся член… Кожа блестит от проступивших капелек пота. Врывающийся в комнату ветер треплет его волосы. Жар и холод, пошлость в сочетании с невинностью сводят с ума.

Быстро раздеваюсь, чувствуя несдерживаемую дрожь во всем теле, и присаживаюсь на кровать. Парень вытаскивает пальцы и шире разводит ноги, пытаясь расслабиться. Не могу устоять перед приглашением. Резко вхожу в него, впиваясь ногтями в его плечи, на которых сразу выступают капельки крови. Его тело выгибается дугой, и крик сливается с раскатом грома, на щеках появляются дорожки слез. Парень сжимает зубы, когда я начинаю толкаться в него, сдавленно стонет. Ему больно, но я не сдерживаю себя, чувствуя тепло сочащейся из него крови. Я хочу, чтобы он испытал еще более сильную боль. Хочу видеть его лицо, искаженное от боли. Но он… улыбается. Глотает слезы, но улыбается и смотрит на меня с нежностью. Его руки легко скользят по моей коже, лаская грудь и спину. Он замечает, что я смотрю ему в глаза, обнимает за шею, прижимаясь ко мне. Его губы шевелятся, и я вслушиваюсь в едва слышимый шепот.

— Ты мой… мой… пусть даже так. Я так долго этого ждал. Ждал, когда ты придешь ко мне.

Он нежно целует меня. В губы, глаза. Доверчиво льнет, обнимает, словно пытаясь защитить. Двигает бедрами навстречу, хотя это и доставляет ему дополнительную боль.

— Я знаю, что ты пережил, знаю, что тебе больно. Я разделю твою боль, только не прогоняй меня. Мне больше ничего не нужно. Только быть рядом.

Пораженно смотрю на парня. Так не бывает. Не может быть. Я заставляю его страдать, а он хочет забрать мою боль. Но знаешь ли ты, на что идешь?

Я понимаю, что не смогу сломать его. Пока он так любит, не смогу. И я не смогу отказаться от его силы, что он мне предлагает. Она выглядит такой соблазнительной. Возможно, она позволит мне жить дальше. Я добился своего. Я вижу его слезы. Да, мне стало легче. Только почему мне хочется увидеть их снова?

Отвечаю на его поцелуй, давая понять, что принимаю его предложение.

Source: ficbook.net

Источник